Николай Алексеевич Полевой - выдающийся журналист, родился 22 июня 1796 года в Иркутске. Сын купца, он не получил систематического образования. Рано научившись грамоте, он с жадностью набросился на книги, которые нашел в большом количестве у своего отца. С десяти лет он издавал рукописные газеты и журналы, писал драмы и стихи, историю, посвящая этим занятиям все досуги, остававшиеся ему впоследствии от управления отцовскими делами. В 1811 году Полевые переехали из Иркутска в Курск. Побывав в Москве, где он некоторое время посещал университет, и в Петербурге, Полевой понял недостаточность бессистемного образования и серьезно принялся за самообразование. После дня работы за прилавком он просиживал ночи за изучением русской грамматики и иностранных языков. В 1820 году Полевой, по поручению отца, уехал в Москву для устройства винокуренного завода. С этих пор и особенно после смерти отца (1822) Полевой всецело предался литературе. В том же году получил из Академии Наук большую серебряную медаль за исследование о русских глаголах. На литературное поприще Полевой выступил еще раньше, в 1817 году, напечатав в «Русском Вестнике» статью о посещении Александром I Курска. В 1818 году он поместил в «Вестнике Европы» «Замечание на статью о Волосе» и «Перевод Шатобрианова описания Маккензиева путешествия по Северной Америке». С тех пор статьи и стихотворения, подписанные именем Полевого, всё чаще стали появляться в периодических изданиях. Греч и Булгарин предложили ему сотрудничество в журнале «Северная пчела», но предложение это не было им принято. В 1825 году, встретив поддержку со стороны князя Вяземского, он начал издавать знаменитый «Московский телеграф». После запрещения «Московского телеграфа» Полевой некоторое время был постоянным сотрудником «Библиотеки для чтения», потом редактировал «Живописное обозрение», «Сын Отечества», «Русский вестник», «Литературную газету». Во всех этих изданиях он поместил ряд статей по самым разнообразным вопросам, выступая в качестве критика, публициста, историка, беллетриста, драматурга. Отдельно издан им целый ряд романов: «Абадонна», «Клятва при гробе Господнем», «Мечты и действительность» и другие; «Очерки русской литературы», «Драматические сочинения» (4 тома), «История народа русского», «История Петра Великого», «История Суворова», «История Наполеона» и другие. В начале своей деятельности Полевой был, безусловно, передовым человеком. По влиянию, которое Полевой имел на русскую поэзию и литературу, Белинский ставит его на один уровень с Ломоносовым и Карамзиным. «Московский телеграф» переводил произведения Байрона, Шиллера, Гете, В. Скотта, Гофмана, Ирвинга, Мицкевича и т. д. В каждой книжке помещались подробные обзоры всех иностранных литератур, не исключая китайской и арабской, характеристики отдельных произведений и писателей. Богатством и разнообразием отличался и отдел истории, географии и путешествий. С самого начала Полевой стал на сторону Пушкина и провозгласил его «великим поэтом». В обширной статье, посвященной Державину, Полевой впервые дал прекрасную характеристику этого поэта. В статьях о Ломоносове, Кантемире и Хемницере Полевой рассматривает их произведения с точки зрения народности, искренности и цельности вдохновения. Один из самых крупных авторитетов, против которого ополчился Полевой, был Карамзин. Отзываясь восторженно о значении Карамзина, Полевой признавал его «Историю» неудовлетворительною. В «риторическом» карамзинском определении истории Полевой видел ограниченное понимание ее целей и отмечал в труде Карамзина отсутствие общей руководящей идеи. Вместо истории Карамзин дает галерею портретов без всякой исторической перспективы. Зачитывавшийся Нибуром и находившийся под сильным влиянием Тьерри и Гизо, Полевой не довольствовался разбором Карамзина: он решил сам написать «Историю русского народа». Он шаг за шагом преследует старую историческую схему, основой которой было представление о России как о "государстве" с самого начала ее истории. Все личное, случайное Полевой старался устранить из объяснения русской истории. Он указал в ней несколько периодов, необходимо следовавших один за другим, неизбежно вытекавших из данного состояния общества и из всемирно-исторических событий. Однако, при всей значимости переделки, основа схемы осталась прежняя: историю общества Полевой характеризует по-прежнему историей власти и, в конце концов, впадает в тот самый тон, за который основательно порицал Карамзина. На главный вопрос - в чем заключается всемирно-историческая роль русского народа - Полевой был бессилен ответить; его попытка решения выразилась простыми синхронистическими сопоставлениями. Смелость, с какою Полевой посягал на прочно установившиеся авторитеты, особенно на авторитет Карамзина, не прошла для него безнаказанной. Против него восстали все, начиная с корифеев литературы и кончая всякого рода писателями, самолюбие которых он так или иначе задел в своем журнале. Пушкин открыто возмущался отношением Полевого к Карамзину. Князь Вяземский прекратил сотрудничество с "Московским телеграфом" и прервал личные отношения с издателем. Всего опаснее для Полевого были те литературные его враги, которые всякими путями старались доказать "неблагонамеренность" журнала. Искренний патриот, нападавший только на "квасной патриотизм", Полевой приобретал известность опаснейшего либерала, революционера, врага России, который может волновать умы не только своими статьями, но даже молчанием. Министр народного просвещения Уваров говорил Булгарину, что "если Полевой напишет даже Отче наш, то и это будет возмутительно". Шеф жандармов Бенкендорф получил три обстоятельных записки, в которых Полевой обвинялся "в самом явном карбонаризме". Ожидался только повод для привлечения Полевого к ответственности. Рецензия Полевого на драму Кукольника "Рука всевышнего отечество спасла" послужила таким поводом. Дышавшая патриотическими чувствами, она была признана неблагонамеренной только потому, что признавала неудачным литературным произведением драму, удостоившуюся Высочайшего одобрения. Император Николай I , давно уже настроенный против "Московского телеграфа", хотел сначала строго поступить с Полевым, но потом, признав вину правительства в долготерпении, ограничился запрещением издания. Этим событием закончилась блестящая половина деятельности Полевого. Потеряв возможность вести журнал, Полевой выступил в новом для него роде - драматическом. В течение 8 лет он дал около 40 драм, которые имели успех на сцене, но встретили полное осуждение со стороны лучшей части русской критики. "Дедушка русского флота", "Параша-Сибирячка", "Купец Иголкин", "Русский Моряк", "Елена Глинская" и другие, написанные на темы из русской жизни и не представлявшие особых достоинств в художественном отношении, доставили Полевому известность "квасного патриота", изменившего своим убеждениям. Сознавая недостатки своих произведений, он все же продолжал писать. Заваленный работой, почти разоренный, угнетаемый семейными несчастьями, преследуемый кредиторами, Полевой сравнивал себя с "самопишущей машиной, которую кто-нибудь заведет, а она пишет, что угодно: драму, повесть, критику". Поклонник романтизма, лучшую часть жизни посвятивший исканию смутных идеалов, Полевой и в своих позднейших произведениях являлся искренним сторонником положительных, героических типов; вот почему он несочувственно отнесся к "Ревизору" и "Мертвым душам". Статьи о Гоголе вызвали против Полевого негодование лучших представителей литературы; ближе всего он очутился к своему давнему врагу, Булгарину. Если в начале литературной деятельности Полевой подвергался всякого рода оскорблениям со стороны обскурантов, то теперь на него нападали люди передовые, и нападали очень жестоко. Из передового человека, дававшего тон литературе, Полевой превратился в литературного парию. Покинутый всеми, не встречая ни у кого поддержки, нередко нуждаясь в куске хлеба, Полевой до самой последней минуты продолжал работать. Его лаконичный дневник, его письма рисуют ужасную картину его жизни: это была медленная агония, из которой наступившая наконец 22 февраля 1846 года смерть являлась желанным исходом. Она сняла с памяти Полевого клеймо, мучившее его в последние годы жизни. Его наиболее беспощадный критик Белинский, в теплой статье реабилитировал Полевого, назвав его одним из замечательнейших деятелей русской литературы.
